Толкования на Мф. Притчи иисуса христа О званных на брачный пир

«Много званных, но мало избранных»
(Проповедь протоиерея Вячеслава Перевезенцева 27 декабря 2015 года.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

С егодня в Свято-Никольском храме мы совершили последнюю Божественную Литургию в уходящем году. На следующей седмице мы встречаем Новый Год, а вскоре после этого и Рождество Христово, к которому готовимся все эти дни. И всегда в последнее воскресение уходящего года Церковь предлагает нам за Литургией притчу о званных на вечерю (Лк. XIV. 16-24) . Притчу эту Господь говорит, услышав, что некто из возлежащих с Ним сказал Ему: «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» (Лк. XIV. 15) . То есть эта вечеря, на которую хозяин дома зовет многих, есть образ Царства Божия. С радостной вести (Евангелия) о том, что «приблизилось Царство Небесное» (Мф. IV. 17) начинается проповедь Спасителя, но и содержание этой проповеди целиком и полностью сводится именно к Царству. Это важно осознать. В отличие от всех религиозных и прочих учителей человечества, Христос принес не новую доктрину или идеологию, не новую мораль, не новый культ, но новую Жизнь, которую можно разделить, т. е. зажить по-новому. А можно пройти мимо. В своих притчах Господь много говорит именно о Царстве, о той новой жизни, которую Он принес людям. Говорит в притчах, потому что жизнь эта таинственна, не загадочна, а именно таинственна, и именно в силу этого неописуема обычным способом — нужен язык символов, а точнее образов, чтобы прикоснуться к сути этой тайны. На таком языке и говорит с нами Христос в своих притчах, раскрывая те или иные стороны этой тайны. О чем же Он говорит именно в этой притче?

П ритча эта, которая заканчивается такими суровыми словами Спасителя: «Много званных, но мало избранных» (Лк. XIV. 24) , все-таки вселяет в меня надежду. Объясню почему.

В о-первых, потому что Господь зовет многих, а на самом деле, как мы знаем — всех, по слову ап. Павла: «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2.4) .

В о-вторых, уверен, что не открою никакого секрета, если скажу, что всякий раз, когда мы встречаем в Евангелии нищих, увечных, хромых и слепых, то мы видим здесь не только какие-то физические недостатки, но и свои духовные немощи. Да, среди нас не много нищих и увечных, но есть ли хоть один, кто мог бы про себя сказать, что он духовно здоров? И если такой и найдется, то он должен знать, что место ему не здесь, он не сюда пришел, ибо Церковь - это лечебница, а мы все пациенты этой лечебницы. Это мы нищие, потому что не имеем никаких духовных даров, не умеем ни любить, ни верить, ни радоваться, ни терпеть, ничего толком не умеем. Это мы хромые, потому что идем по жизни, все время спотыкаясь, хромая на оба колена, все время сворачивая с пути. Это мы слепые, ибо не видим главного в нашей жизни, мы прилеплены к суетному, поверхностному, преходящему.

И вот, оказывается, на этой вечере могут оказаться и нищие, и увечные, не только те, кто никогда не болел или сумел выздороветь, исцелился, но и те, кто лечился, лечился, но так и не долечился. Всякий, кто внимательно читал Евангелие, не мог не обратить внимание, что планка евангельских заповедей столь высока, что невозможно не изумиться вместе с апостолами: «Так кто же может спастись?» (Мф. XIX.25) . И очень естественно из этого изумления сделать вывод, что в Царствии Божием и людей-то будет совсем немного, ну вот те, имена которых записаны в наших святцах, и еще те немногие, чьи имена знает только Сам Господь.

Б уквально на днях мне попался на глаза один анекдот, мне кажется, он по-своему очень хорошо иллюстрирует эту ситуацию.

«К сендз встречается с раввином, ну и, как всегда, между ними, как и положено, вспыхивает спор разных мировоззренческих религиозных систем. Ксендз многозначительно и язвительно говорит:

— М не, ребэ, сегодня приснился странный сон. Будто я попал в ваш еврейский рай. И там многолюдно, как на базаре: такая грязь, вонь, шум, гам, трескотня, детвора шумит и толкотня!

— А мне, — говорит раввин ксендзу, — приснилось, что я попал в ваш христианский рай. Тишь, да гладь, да Божья благодать. И там чисто, светло, сплошное благоухание — и, представьте себе — ни души!»

А ведь и правда, если только святые спасаются, то в Царстве Божием будет сплошное благоухание и очень мало людей.

Я сказал, что эта притча вселяет в меня надежду, потому что на праздничной вечере могут оказаться и нищие, и увечные, т.е. и кто-то из нас. Что же для этого нужно? Только одно - надо этого захотеть.

Г осподь в этой притче говорит нам о том, что радость разделить трапезу с хозяином дома получит не тот, кому это положено, а только тот, кто в этом нуждается, и неважно — хром он или подслеповат. Причем, человек может считать, что ему это положено в силу разных причин: потому что он крещен, а значит, как он уверен, он православный, или он ходит в церковь и даже причащается, или он, как он думает, праведен и благочестив — не то что прочие мытари и грешники…

И так, надо захотеть, захотеть подлинно, по-настоящему. Не надо думать, что среди тех нищих и увечных, кого рабы разгневанного хозяина пошли звать на вечерю, не оказалось похожих на тех званных, которые начали извиняться, объясняя, что у них в данный момент есть дела поважнее. И там, наверно, кто-то был чем-то занят, кто-то лечился и не о чем другом и думать не хотел, кому-то было просто лень вставать с места, кто-то настолько был озлоблен на всех, что просто не поверил, что его зовут на ужин в хозяйский дом и т.д.. Но были и те, кто захотел и пришел. Да, может быть, им было легче, чем званным, ибо у них не было ни волов, ни земли, т.е. всего того, в чем мы видим успешность своей жизни, на обладание чем тратим лучшее время и лучшие силы, не замечая, как очень незаметно и быстро мы сами становимся рабами своих волов и своей земли.

О ни пришли на эту вечерю не потому, что захотели на халяву поужинать, был среди них и такой персонаж (о нем говорит евангелист Матфей), тот самый, который поленился даже одеть праздничную одежду, потому что хотел только яств со стола хозяина, а до него самого ему не было дела. Как поступил с ним хозяин вечери, мы тоже знаем. Они пришли, потому что хотели разделить радость устроителя пира, потому что их позвали, несмотря на то, что они нищие и увечные. Они не заслужили этого пира, они о нем и не мечтали и уж тем более не считали, что хозяин обязан именно их пригласить, но именно они там и оказались.

Э та притча вселяет надежду, но, в то же время, это очень суровая притча, и не только потому, что все-таки «избранных мало», хотя и больше, чем мы думаем. А потому, что так трудно понять, чего же мы хотим на самом деле. Вспомним историю, рассказанную в фильме А. Тарковского «Сталкер», когда наставник главного героя, тоже сталкер, которого все звали Дикообраз, пошел в зону, в тайную комнату, где исполнялись сокровенные желания, желая помочь тяжело больному брату, а вышел оттуда с мешком денег и удавился. Да, и хотим мы зачастую и волов, и земли, и много чего еще: и на вечерю не опоздать, успев на бегу набросить праздничную одежду. Именно поэтому апостол говорит нам: «Блюдите, како опасно ходите», и дальше: «дорожите временем, ибо дни лукавы» (Ефес. 5.15,16) . Дни лукавы, обманчивы, нам кажется, что их так много еще впереди, но подходит к концу еще один год, вот мы на пороге нового года. И он пролетит также быстро и незаметно, а для кого-то из нас он может стать последним на этой земле. Успеем ли мы понять, чего мы хотим на самом деле, сможем ли захотеть «единого на потребу», только от этого зависит войдем ли в число тех «мало избранных», несмотря на всю нашу нищету и увечья.

Аминь.

Протоиерей Вячеслав Перевезенцев,
настоятель Свято-Никольского храма села Макарово.

«Много званных, но мало избранных» (Матф. 22:14). И в данном контексте Иисус делится с нами очень откровенно о том, что Он Господин жатвы, и Он высылает делателей на жатву Свою. И делатели эти временами оказываются верными, но временами они уходят с дистанции. И как бы такой горестный, не очень веселый вывод, который встречается несколько раз в Евангелии: много званных, но мало избранных.

С каждым годом мне представляется все более трудным сказать на наших говениях что-то новое; мы столько лет живём одной, общей церковной жизнью, столько лет делимся чувствами и мыслями, столько лет слышим те же Евангельские чтения и врастаем в них вместе, что кажется, я могу лишь повторять то, что столько раз говорилось.

А вместе с тем, если задуматься, какой плод мы принесли за годы нашей жизни оттого, что слышали слова Самого Бога, ставшего Человеком, то приходится признать: Нет! Надо вновь и вновь говорить то же и о том же!.. И говорить надо, и особенно надо принять в собственное сердце, что Господь зовет, молит, убеждает, требует – а мы остаемся такими бесчувственными и глухими.

Мы привыкли даже к таким страшным вещам, как повесть о распятии Христовом: когда мы её слышим, в глубине души что-то нам говорит: Да, но Он воскрес!.. – и поэтому ужас этого события, темнота страшной ночи Великой пятницы еле-еле доходят до нашего сознания, до нашего чувства.

Когда я говорю «нас», я именно думаю о всех нас и о себе в первую очередь. Когда я впервые читал Евангелие, я был до глубины души, до самых недр своего существа потрясен; казалось: теперь, когда я это знаю – вся жизнь должна стать иной; жить, как все живут, невозможно! И оглядываясь на свою жизнь, я с болью сознаю, что хоть чувство это не потухло, но жизнь не изменилась в такой абсолютной мере, в какой она могла и должна была бы измениться.

Евангельские события часто кажутся нам далекими, почти призрачными; а вместе с тем они обращены к каждому из нас в каждое мгновение . Мы ищем в Евангелии утешения, подбодрения – и проходим мимо строгости, непреклонности евангельского слова, того, как нас призывает Господь. Сейчас мы находимся перед Рождеством Христовым. Какой могла бы и должна бы быть для нас радость – что Бог так возлюбил мир, что вошел в этот мир, воплотился, так возлюбил человечество, что стал Одним из нас!..

Но раз Он стал Одним из нас, мы должны бы быть на Него так похожи! Должны бы всем существом стремиться, чтобы Ему не было стыдно , больно от того, что Он нам сродни, Свой… Когда в нашей семье есть человек, которого мы почитаем, на кого дивимся, – он такой чудный, что хотелось бы преклониться перед ним – как мы стараемся его не осрамить перед лицом окружающих людей! И даже не перед окружающими, – мы стараемся, чтобы ему самому не было стыдно, что мы не похожи на него, не стремимся к тому же, к чему стремится он, и что высокий идеал, красота, смысл, которыми он живет, нам безразличны.

Наверное, каждый из нас знает, как больно бывает, когда что-то нас глубоко трогает, волнует; мы своему близкому другу расскажем об этом, и он пожмет плечами, потому что ему это просто неинтересно, ему до этого дела нет, – и переведет разговор на другую тему. Тема Христа – Его любовь к нам, любовь Божия к нам, любовь Божия, обращенная к каждому из нас. Эта тема – то, ради чего Он стал человеком и ради чего Он все претерпел безмолвно и ради чего Он умер, говоря: Прости им, Отче, они не знают, что творят…

И перед лицом этого мы живем, как будто ничего из этого никогда не случалось; как будто не было Воплощения, как будто и не раскрылась перед нами Божия крестная любовь. Мы словно говорим Ему: нам это неинтересно; у нас другие заботы, свои; нас интересует наша земная жизнь, какая она есть, мы к ней привязаны; не говори нам о том, что она может разверзнуться и охватить и небо, и землю, и вечность, и что имя ей должно быть – «любовь»… Причем любовь не такая, которая на мне или во мне сосредоточена, а любовь просторная, способная охватить все более широкие круги людей, событий, вещей.

В течение подготовительных к Рождеству Христову недель мы читаем евангельский рассказ о званых на пир

Когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных. Услышав это, некто из возлежащих с Ним сказал Ему: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! Он же сказал ему: один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти.

И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных (Лк 14:13-24).

Разве это не точная картина того, о чем я говорил? Мы призваны на Божий пир. Этот пир должен был начаться на земле, если бы человек не изменил себе и не изменил Богу. Когда Бог создавал мир, Он его создавал прекрасным, в полной гармонии с Собой и в гармонии всех тварей между собой. И этот мир мог бы устоять в первозданной красоте, мог бы вырасти из красоты невинности в стройную и уже непоколебимую красоту святости, – но человек изменил и себе, и Богу. Он был призван быть вождем всего мира от невинности к святости; но сам отступил от этого пути, и весь мир заколебался и стал таким, каким мы его видим. И вот в начале этой притчи нам даны три образа, которые применимы к каждому из нас в этом падшем мире , который мы выбрали своей родиной, тогда как наша родина – Царство Божие, которое могло бы быть землей и небом одновременно, но остается только небом, пока не будет одержана Богом окончательная победа над злом, над рознью, над грехом.

Первый из званых говорит посланному от хозяина дома: «Я себе приобрел клочок земли; мне надо его осмотреть, освоить; он – мой»… Это то, о чем я только что говорил: мы выбрали землю и говорим: я ее хочу освоить, она – моя; я до конца хочу ею обладать; я хочу, чтобы она была тем, что я есть… И не замечаем, что, стараясь удержать землю, сделать ее своей, сами делаемся ее рабами, мы ей принадлежим . Мы не можем от нее оторваться, мы всецело в нее погружены; корнями врастаем в нее, больше не взираем ввысь, а смотрим только на эту землю: чтобы она была плодотворна. И в конечном итоге мы так этой земле принадлежим, что костьми ложимся в нее, нас в нее погребают, наше тело в ней растворяется; то, что, как мы думали, наше – нами теперь обладает. Нам некогда идти на пир Божий, на пир веры, на радость встречи, на Божественную гармонию всего, потому что мы хотим освоить землю; и в результате она нас поглощает.

Другой говорит: «Я купил пять пар волов – надо же мне их испытать! Надо же мне проверить их работоспособность! А кроме того, я же не покупал их, чтобы они стояли в хлеву, они должны труд понести, плод принести»… Разве мы не так рассуждаем – каждый по-своему, но все одинаково – о том, что перед нами есть задачи! Мы должны что-то осуществить, что-то сделать на земле! как же нам прожить, не оставив следа?.. И каждый старается, по мере своих сил, трудиться. Некоторые из отцов древности под образом этих пяти пар волов видят символ наших пяти чувств.

Нам даны пять чувств – зрение, слух, обоняние и т. д.: как же все это не применить к земной жизни? Но пять чувств применимы только к земле; небо не уловишь ни зрением, ни слухом, ни обонянием; небо берется иным чутьем. Даже земная любовь не охватывается пятью чувствами, – что же говорить о Божественной любви, о вечности? Мы как бы пускаем в торг эти наши пять чувств и приобретаем, что можем – но только земное…

Иногда через эти чувства нам раскрывается нечто большее: земная любовь. И вот третий из званых говорит слуге: «Я женился, у меня своя радость, мое сердце полно до края – мне некогда придти на пир твоего хозяина, даже моего хозяина, – разве он не может этого сам понять? У меня своя радость, – как же я могу вместить еще чужую радость?»

Привязанность, любовь, которая на грани вечности, по эту или по ту сторону вечности, в зависимости от того, как мы к ней отнесемся, снова делается преградой: она меня держит на земле, мне некуда уйти от нее. Вечность – потом, когда-то; теперь – заполнить бы время этой радостью, этим изумлением, этим счастьем, и довольно того, что мое счастье – мое , не нужно мне чужого… И третий званый тоже не идет на пир Божий, потому что боится, как бы от него не ушла временная радость, утонув в вечности, в вечном.

И что же остается? Остается человек, живущий тем, что держится за землю, которая его поглотит; весь смысл своего существования полагающий на то, чтобы что-то сделать с этой землей и на этой земле – временное, которое тоже пройдет: память людей проходит, здания рушатся, весь мир покрыт остатками отживших, умерших, разрушившихся цивилизаций. И человек все-таки строит новую – которая тоже не устоит, временную, бесцельную – потому что ни в ней самой нет цели, ни дальнейшей цели нет. И вместо того, чтобы через любовь раскрыться, человек часто любовью замыкается : свои – и прочие… И это очень страшно. О, эти «прочие» и «свои» могут быть очень различно распределены, «своих» может быть очень много; но все равно, пока остается один «прочий», Царства Божия не только нет, оноотрицается .

Я хочу вам дать два образа. Первый – рассказ о реальном человеке, которого я помню, родных которого я знал. Ученый, творческий, одаренный человек умер; его схоронили. У него был сын в сумасшедшем доме, юноша, не достигший еще двадцати лет. Его мать сообщила ему о смерти отца. Он рассмеялся и ответил: «Неправда! Он не мог умереть!» Истощивши все свои объяснения, мать привела его ко мне, чтобы я ему растолковал, что его отец на самом деле умер. Прежде чем что-либо ему сказать, я спросил юношу: «Почему ты думаешь, что твой отец не умер, когда свидетели его смерти тебе говорят, что он умер, люди, видевшие его мертвое тело, принявшие участие в его похоронах, видевшие, как его гроб опустили в землю и закидали землей? Почему же ты отрицаешь его смерть?» – «Потому, – ответил он, – что он никогда не жил и, значит, не мог умереть…» И он мне растолковал, что его отец существовал только привязанностью к автомобилю, к телевизору, к своей коллекции драгоценных камней, к своим книгам. Пока эти вещи существуют, – говорил этот мальчик, – мой отец такой же живой или такой же мертвый, каким он был раньше…

Так выразиться мог только юноша, потерявший привычку мыслить, как мы бы сказали, «разумно», то есть по-земному; но он видел вещи такими, какие они есть. Этот человек, его отец, не жил: он отражал окружающую действительность, зажигался каким-то интересом, переходил от переживания к переживанию; но переживание – не жизнь; это мгновенное событие, которое уходит, как свеча гаснет…

Как мы все похожи на это! Он укоренился в земле; его единственные интересы были земные, но – его обесчеловечили, в нем человека не осталось, потому что он весь ушел в предметы. И вот перед каждым из нас стоит этот же вопрос: я существую? Есть во мне кто-то – или во мне пустота? или я, по слову свт. Феофана Затворника о человеке, который на себе сосредоточен, – как древесная стружка, свернувшаяся вокруг собственной пустоты? Есть ли что-нибудь во мне, что может войти в вечность? Конечно, не войдут в вечность ни земля, которую купил первый званый, ни волы, которых купил второй, ни та работа, которую совершили волы над этой землей. Что же останется?..

А если говорить о любви, то, опять-таки, что останется, если она вся сведена к меркам земной жизни, если за ними ничего нет, если она такая же маленькая, ничтожная, как наша земля в этом бесконечно-разверзающемся космосе, в котором мы живем: пылинка – а в этой пылинке человек с его чувствами, мыслями. Да, человек больше, чем пылинка, но только если он сам себя не сроднит с этой пылинкой, если найдет в себе величину, глубину, которую только Бог может заполнить, такую глубину, которая всю вселенную может в себе вместить и еще остаться пустой, потому что в ней бесконечность и она может быть только местом вселения Самого Бога…

Любовь должна нас так раскрыть; если она этого не достигает, то делается мелкой, как пылинка. Конечно, мы не умеем охватить всех, не умеем охватить все; но мы должны раскрываться все больше и больше, а не закрываться, замыкаться, суживаться . Всех мы не можем и не умеем любить; но умеем ли мы любить любимых? Является ли наша любовь к тем, кого мы любим, благословением, свободой, полнотой жизни для них, или тюрьмой, в которой они сидят, как пленники в цепях?.. У пророка Исаии есть слово: «отпусти пленных на свободу» .

И каждый из нас скажет: «У меня нет рабов, я никого не держу в плену, у меня нет власти ни над кем», – и это неправда! Как мы держим друг друга в плену, как мы порабощаем друг друга! Какой узкой мы порой делаем жизнь друг для друга, и, страшно сказать, как часто это бывает из-за того, что мы человека будто «любим» и знаем лучше него, что составляет его счастье и добро. И как бы он ни стремился к своему счастью, как бы он ни стремился раскрыться, как цветок раскрывается на солнце, мы бросаем на него свою тень и говорим: «Нет, я лучше тебя знаю, каковы твои пути, каково твое счастье…». Как часто приходится слышать – может быть, не в таких словах, но по сути: «Боже, если бы этот человек меня перестал любить, каким бы я был свободным! Я мог бы жить, с меня спали бы цепи, началась бы жизнь…»

Когда Господь зовет нас. Притча о брачном пире

Второй образ – рассказ из французской книги о том, как человек захотел создать земной рай. Некто Киприан, прожив много лет среди дикарей на островах Тихого океана, страстно возлюбил землю, природу, жизнь, творческие силы этой природы и научился от местных жителей, как колдовством любви вызывать к жизни все живые силы порой иссохшей земли. Он возвращается к себе на родину, покупает клочок каменистой, безжизненной почвы и как бы окутывает эту почву своей любовью, вызывает в ней и из нее все живые, творческие силы. И почва, которая была мертва столетиями, начинает оживать, произращать травы, деревья, цветы, она становится как бы земным раем. И в этом озарении, в этом свете любви и животные начинают собираться, потому что там любовь побеждает их вражду, их взаимную злобу, их привычки, инстинкты; живут они, как в раю. Один только зверь остается вне этого рая – лиса. Она не хочет присоединяться к другим, остается вне .

Киприан сначала думает о ней с состраданием: бедный зверь, не понимает, где его счастье! – и всячески призывает эту лису: Приди! здесь же рай!.. Но лиса не идет. Тогда он начинает на нее раздражаться; любовь к ней начинает потухать, и постепенно в нем рождается негодование и ненависть, ибо эта лиса – свидетельница, что его рай – не для всех рай, не всем хочется жить в этом раю. И он решает убить лису, потому что когда ее не будет, все звери, все растения будут соединены в том раю, который он искусственно создал своей любовью. И он лису убивает… Возвращается на свой участок – все травы засохли, все цветы вымерли, все звери разбежались…

И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности; это относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям. Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан с теми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы не можем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чем любовь искусственного рая порабощенных существ. Аминь

Вконтакте

Свт. Иоанн Златоуст

Свт. Григорий Двоеслов

Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных

Устрашающе то, что за этим следует. Ибо много званых, а мало избранных ; многие приходят к вере, но только часть их входит в Царство Небесное. Вот, смотрите, на сегодняшний праздник сколько нас собралось, мы заполнили стены Церкви; только кто знает, как много людей из нас будут зачтены в стадо избранников Бога? Здесь каждый голос восклицает «Христос», но каждого ли жизнь восклицает то же? Многие следуют за Христом на словах, но бегут от Него в делах своих. Потому и говорит Павел: Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются (Тит. 1:16) , и Иаков тоже: вера без дел мертва (Иак. 2:20) . И Господь говорит через псалмопевца: Много соделал Ты, Господи, Боже мой: о чудесах и помышлениях Твоих о нас - кто уподобится Тебе! - хотел бы я проповедывать и говорить, но они превышают число (Пс. 39:6) .

По зову Господа число верующих возросло так, что не исчесть, потому что к вере приходят и не относящиеся к числу избранных. В этой жизни они смешиваются с верующими через вероисповедание, но в грядущей они не заслуживают быть зачтенными в ряды верующих по причине порочного образа жизни. Паства нашей святой Церкви включает и «агнцев» и «козлят», но, как свидетельствует Евангелие, когда явится Судия, Он отделит добро от зла, как пастырь отделяет овец от козлов. Потому люди, которые здесь предаются удовольствиям плоти, не смогут быть зачтенными в стадо «овец» там. Там отделит Судия от смиренных тех, которые здесь возвышают себя гордостью, словно рогом. Все причастные к небесной вере в этой жизни, но ищущие при этом земного во всех своих желаниях, не могут войти в Царство Небесное.

Сорок гомилий на Евангелия.

Прп. Иустин (Попович)

Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных

Блж. Иероним Стридонский

Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных

Блж. Феофилакт Болгарский

Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных

Евфимий Зигабен

Тако будут последнии перви, и первии последни: мнози бо суть звани, мало же избранных

Тако будут последнии перви, и первии последни

Это не заключение из притчи, потому что там последние уравниваются с первыми, а здесь последние являются первыми; но это особое изречение, показывающее, что подобно тому как сделавшиеся добродетельными в глубокой старости получают награду наравне с трудившимися от юности, так точно случается, что последние являются первыми и первые последними. Такими могут быть и христиане, и иудеи, или из верующих те, которые в начале были небрежны, а в конце становятся усердными, и те, которые в начале усердны, а в конце становятся небрежными. И не только в вере бывают такие перемены, но и в жизни.

Мнози бо суть званы, мало же избранных

многие призваны к вере, но немногие становятся угодными Богу.

Толкование на Евангелие от Матфея.

Лопухин А.П.

Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных

Слова, сказанные в 19:30 здесь повторяются, и это ясно показывает, что в них именно заключается цель, главная идея и нравоучение притчи. Смысл выражения не заключается в том, что всегда последние должны быть первыми, и наоборот; но что может быть и так, при известных, почти исключительных обстоятельствах. На это указывает употребленное в начале стиха ούως (так), которое может значить здесь: вот, в таких или подобных случаях (но не всегда). Для объяснения 16 стиха находят параллель во 2 Ин. 8 и думают, что она “дает ключ” для объяснения притчи, - с чем можно согласиться. Иероним и другие поставляют стих и всю притчу в связь с притчей о блудном сыне, где старший сын ненавидит младшего, не хочет принять его кающегося и обвиняет отца в несправедливости. Последние слова ст. 16-го: “ибо много званых, а мало избранных” следует признать позднейшей вставкой, как на основании свидетельства лучших и авторитетных рукописей, так и по внутренним соображениями. Слова эти, вероятно, заимствованы и перенесены сюда из Мф. 22:14 и сильно затемняют смысл всей притчи.

Толковая Библия.

Евангелие от Матфея: Много званных, но мало избранных

Много званых, да мало избранных — многие хотят (чего-то, куда-то, что-то), но лишь немногим дано этого добиться, совершить.
В сущности это всеобъемлющая формула человеческого неравенства, определённого природой ли, Создателем. Не все одарены одинаковыми способностями, характером, силой духа и потому одним отпущено то, чего нет и никогда не будет у других. Это следует принимать как данность и не пытаться изменить. Стремление быка поменяться местами с Юпитером приносит только беды обоим и окружающим.

Известность фразеологизм «много званных, да мало избранных» приобрёл благодаря Библии, точнее Новому завету:

Ибо Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой
и, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой;
выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно,
и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли.
Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же.
Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно?
Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите.
Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых.
И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию.
Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию;
и, получив, стали роптать на хозяина дома
и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной.
Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною?
возьми свое, и пойди; я же хочу дать этому последнему то́ же, что и тебе;
разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив от того, что я добр?
Так будут последние первыми и первые последними; ибо
(Евангелие от Матфея 20:1-16)

Каноническая мораль сей притчи в том, что можно и в старости получить надежду на вход в Царство Небесное. Но разве не подтверждает она первую нашу мысль о несправедливости мира? Потому что нехорошо одинаково вознаграждать проработавших час и день

Применение высказывания в литературе

— «В те времена о парижском обществе нельзя было сказать: (Вацлав Михальский «Одинокому везде пустыня»)
— «Остальные лишь удобряют почву или идут на корм свиньям. . ― Ага, понимаю, ― и глаза Протасова загорелись » (В. Я. Шишков «Угрюм-река»)
— «Ведь это одно из тех редких торжеств, … » (В. П. Авенариус «Юношеские годы Пушкина»)
— «Широта доступа в высшие учебные заведения, по моему крайнему разумению, вполне необходима, потому что по отношению к основной цели высших учебных заведений вполне приложимо изречение (Д. И. Менделеев «Заветные мысли»)
— «, ― так начал он речь свою, ― очень рад, господа, что имею дело с почтенными представителями одного из почтеннейших сословий нашего любимого отечества, нашей дорогой сердцу России » (М. Е. Салтыков-Щедрин «Помпадуры и помпадурши»)

16 Он же сказал ему: один человек сделал большой ужин и звал многих,
17 и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово.
18 И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня.
19 Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня.
20 Третий сказал: я женился и потому не могу прийти.
21 И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых.
22 И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место.
23 Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой.
24 Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных.

Выслушайте слова св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, написанные им в его великом Апокалипсисе: И слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, говорящих: аллилуия! ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых. И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званые на брачную вечерю Агнца. И сказал мне: сии суть истинные слова Божии (Апок. 19, 6-9).

Блаженны званные на брачную вечерю Агнца. Об этой брачной вечере сказал Господь свою великую притчу о званных на вечерю, которую слышали вы в нынешнем евангельском чтении. <…> Эта вечеря была именно брачный пир Сына Божия, а Сам Бог Отец устроил эту великую вечерю. Что же дальше слышим мы? Были заколоты тельцы, овны, все было приготовлено для брачного пира Сына Божия, Которого скрыл Лука под видом некоторого человека. И когда все было готово, когда настало время ужина, послал он раба сказать званым: Идите, ибо уже все готово.

Заранее были приглашены, были заранее званы на брачный пир некоторые избранные.

Кто были эти избранные, кого первых звал Господь на брачную вечерю Сына Своего?

Это были вожди народа израильского, это были учители его — первосвященники, книжники, фарисеи, члены синедриона, старейшины народа, — их в первую очередь звал Господь на пир Свой. <…> И как ответили эти избранные, эти вожди народа израильского? И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю, и мне нужно пойти и посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. А по-славянски сказано гораздо лучше: Молю тя, имей мя отречена, — отрекаюсь от твоей вечери.

Он купил землю и поэтому считал совсем неинтересным брачный пир Христов, вечерю Сына Божия. Ему дороже была земля, купленная им, ибо только на земное возложил он все свое упование, только к земному обратил сердце свое, только к земным благам направлены все стремления его, все помыслы, а потому не хочет он никакой вечери в Царстве Божием, она ему неинтересна, важнее та земля, которую купил. <…> О окаянный любостяжатель! О несчастный, привязанный всем сердцем только к богатству, только к благам земным. Знаем, знаем мы, что кто вступит раз на путь любостяжания, никогда не сходит с него, ибо любостяжание всецело овладевает сердцем человека, делает сердце это ничем не насытимым, ибо чем больше приобретает человек, тем больше разгорается его страсть к приобретениям, тем ненасытимее хочет он новых богатств.

Третий сказал: я женился; и потому не могу прийти. Первые два все-таки извинялись, а этот даже не извинился, он просто и грубо говорит: не нужна мне твоя вечеря. Я женился, мне предстоят брачные утехи, которые мне гораздо дороже твоей вечери. Имей мя отречена. Опять человек, преданный всем сердцем земному.

И возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место.

Кто эти слепые, хромые, нищие и убогие, которых собирал хозяин вечери по улицам города? Это те, о которых говорит апостол Павел в Послании Коринфянам: Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и униженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее (1 Кор. 1, 27-29). <…> А ведь вы же знаете, что Своих святых апостолов Господь Иисус Христос избрал именно из таких, из ничего не знающих от науки, от мудрости человеческой, простых рыбарей. Потом еще 70 избрал.

Они из тех, которые ходили за Ним, а ходили толпы людей, совсем иначе настроенных, чем вожди израильские, ненавидевшие Христа из зависти к Нему. <…> Они чувствовали сердцем своим, хотя и грешным, но сохранившим чуткость, святость Господа Иисуса, чувствовали огромный контраст между Христом, Святейшим святых, и самими собой, сосудами греха и нечистоты. И эта святость Христова привлекала к Нему их — всех этих хромых, спотыкающихся на греховных путях своих; всех этих слепых, ничего не видевших в сердце своем, что надлежало бы видеть, в чем надлежало покаяться. Это они — нищие, хромые, слепые, убогие — это они обратили сердца свои к Спасителю нашему, их собрал раб господина по улицам города. Но осталось еще место.

И тогда господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди прийти, чтобы наполнился дом мой. Кого это велел Он искать по дорогам загородним, по проселочным путям, по изгородям? Это язычники, среди которых с такой быстротой распространилось Евангельское слово, <…> пролившие в этом процессе своего познания Христа так много крови, мученики Христовы — это они, темные язычники, блуждавшие по перепутьям. Это их призвал Господь. Знаете вы, что Евангелие Христово в течение трех веков покорило себе весь тогдашний языческий мир. Вот кем наполнилась горница, уготованная для пира.

<…> Ну что же, скажем ли, что притча Христова относится только к тем древним людям, врагам Христовым, вождям народа израильского, и нечестивым книжникам и фарисеям?

Не скажем, не скажем: слова Христовы вечны, имеют они вечное и непрестающее значение и в наши дни, и для нас, живущих почти через две тысячи лет, имеют глубокое значение. Ибо подлинно, разве не все люди, которых Он искупил Божественною Кровью Своею, призваны на вечерю в Царстве Божием?

А многие ли откликаются на призыв?

О как их мало, как мало!

О Господи! Как страшно, что вечеря Христова уничижается!

Огромное, огромное множество людей так поступают: им нет дела до Царства Небесного, они не верят в Вечную загробную жизнь, не верят в Бога и в Царствие Его Вечное; они идут своим путем, отвергши путь Христов. Что же, пусть идут — их воля, но пусть смотрят куда придут. Увидят, увидят, поймут что отвергли, над чем смеялись и издевались.

Но в роде человеческом далеко не все таковы. Из числа отвергших вечерю Христову есть много, очень много таких, которые веруют в Бога, которые любят Христа и хотели бы войти в Царство Небесное. Но на вечерю они не идут, но Христу, зовущему на вечерю, отвечают: Имей мя отречена. Почему, почему вы не идете?! Они смущенно отвечают: «Как нам идти, ведь над нами будут смеяться, будут издеваться. Можем ли мы идти против течения, можем ли не жить той жизнью, которой все живут?» <…> И не хотят идти против течения... И плывут по течению... Плыви, плыви, смотри только, куда приплывешь — в полном отчаянии приплывешь. Ты боялся насмешек и издевательств людей мира сего, а не боялся ли ты слов Самого Господа и Бога нашего Иисуса Христа: Кто постыдится Меня пред человеки, постыжусь того и Аз пред Отцом Моим Небесным. <…> Не в нашей власти таких удержать, но в нашей власти осознать ужас отречения от Царства Небесного, от вечери Христовой.